Самую громкую премьеру нынешнего сезона — спектакль «Время женщин» — оценила автор романа Елена Чижова, приехавшая в Магнитогорск по приглашению драматического театра им. А. С. Пушкина.

Style жизни

ВРЕМЕНА НЕ ВЫБИРАЮТ,
В НИХ ЖИВУТ И УМИРАЮТ…


…Спектакль, в постановке главного художника театра Алексея Вотякова («Время женщин» — его режиссерский дебют), получился невероятно щемящим, пронзительным и искренним. В нем много тихой обжигающей правды, связывающей нас пуповиной времени с теми, кто был до нас, и теми, кто после нас останется. Спектакль поставлен по одноименному роману Елены Чижовой, коренной петербурженки. Питерская тема — постоянная величина ее прозы, определяющая и психологию, и характеры героев. Два ее романа — «Лавра» и «Преступница» — вошли в шорт-лист премии «Русский Букер», а роман «Время женщин» был удостоен этой престижнейшей из наград в 2009-м году.

…История, о которой рассказывается в романе и в спектакле, происходит на рубеже 50–60-х. Это воспоминания талантливой художницы о детстве и о своей рано умершей матери, и о том, как ее — немую девочку — помогали растить в ленинградской коммуналке три одинокие старухи-соседки, потерявшие в войну всех своих близких. Спектакль «Время женщин» — о тяжком бремени, которое без надрыва и «выжимания слез» несут на себе хрупкие плечи во все времена. Тем более, что в нашей стране «время женщин» не заканчивается никогда…

Монолог первый
О том, как становятся писателями

—Я пишу с юности. Начинала со стихов, которые нигде никогда не публиковала, поскольку в советское время они бы все равно не прошли цензуру. Писала «в стол», для себя, около 20 лет. А работала тем временем в других областях. Я родилась и выросла в Ленинграде. А это значит, что вот здесь бывал Толстой, здесь жил Достоевский, здесь прогуливался Гоголь. Поэтому даже подумать, что я хочу быть писателем, казалось неловким. Как Иосиф Бродский признался: « Сказать про себя: «Я — поэт», все равно, что протянуть руку и резюмировать: «Я хороший человек». Поэтому мне было нужно набраться мужества. Набиралась я его довольно долго. И вот где-то в конце 90-х поняла, что наступает мой последний шанс. Я испытывала острое чувство, которое наверняка пережили многие, кардинально поменявшие сферу своей деятельности. Но я совершенно точно знала, что если этот шаг я сейчас не сделаю, значит, вся моя жизнь прошла абсолютно зря. Это страшное, тоскливое чувство, когда варианты из серии: ну, не буду я писателем, зато стану доктором наук — даже не рассматриваются. Доктором наук, кстати, я могла бы стать, поскольку кандидатскую диссертацию защитила очень легко. Люди, конечно, по-разному умирают, но, если бы у меня было время задуматься перед смертью, то я бы точно сказала: главная моя ошибка в жизни была в том, что я струсила и не стала писателем. Это была бы центральная ошибка. Ошибка, которая уничтожила бы всю мою жизнь. Поэтому я решилась.

Монолог второй
О «прозе жизни» и Музе

—Когда много лет профессионально, почти без выходных, пишешь, то процесс «общения с Музой» затрагивает далеко не самую большую часть твоей работы. Во всяком случае, для себя я чувствую, что очередной мой роман закончен, когда ощущаю не просто тоску, а сердечное отвращение ко всем своим персонажам (смеется). И думаю: «Господи, оставьте меня, уйдите, я всё, что могла — сделала». Конечно, работа складывается из нескольких этапов. На первом этапе все происходит само собой, поскольку идея приходит совершенно неожиданно. Дальше начинается обычная работа. Я сижу в своей комнате, обложившись книгами, которые мне нужны, кофе, сигареты и полная сосредоточенность. Мои домашние знают, что в первой половине дня меня можно побеспокоить только в том случае, если на кухне пожар. Но и то лучше его самим потушить, а потом сообщить мне об этом постфактум. Во всяком случае, последствия будут более мягкие. Например, роман «Время женщин» увидел свет, когда был сделан восьмой вариант книги. Корректировка текста — не очень вдохновенная работа, скорее, ремесленная. И в этом никакой Музы нет. Но что касается озарения, то это особое состояние, сродни наркотической зависимости. Потому что все делается ради вот этих нескольких минут. И это состояние — поистине звездное. Кстати, у меня есть два ближайших друга, мнению и вкусу которых я абсолютно доверяю. Они не писатели: один — историк культуры, второй — редактор. У нас такой союз, Антанта. Ни один из нас не выпускает что-то значимое, пока это не устраивает всех троих. Это очень удобно, поскольку базовые понятия о языке, о культуре, о литературе у нас одинаковые. И в этом смысле нам не надо ругаться, зато можно обсуждать, безо всяких реверансов в адрес друг друга, строго по делу. Я, например, учитываю каждое их замечание, потому что пока пишешь, глаз зачастую «замыливается». Они поступают точно так же.

Монолог третий
О бабушках, немой девочке, о «времени» и о себе

—Ваш спектакль третий, который я посмотрела. Помимо Магнитогорска по моему роману есть постановки в Москве, в театре «Современник», и в Санкт-Петербурге, в Большом драматическом театре. Сейчас я веду переговоры с омским драматическим театром, вполне вероятно, что спектакль появится и там. Все три спектакля очень разные. В Питере получилось большое, эпическое полотно, в котором прослеживаются судьбы страны. Самое главное там — история России, тяготы, которые пришлось вынести российскому народу при советской власти. В Москве получилась такая метафизическая история. В спектакле сделан упор на то, что такое вера, сострадание, чувство собственного достоинства, что такое судьба. И каким образом человек может побороть такого «монстра» как государство. Ведь, по сути, маленький человек перед ним — ничто, и, тем не менее, эти три бабушки, три «букашки», распрямляют спины и воспринимают спасение девочки как свое последнее жизненное задание. Что касается спектакля, который я посмотрела в Магнитогорске, то в нем речь идет о духовных поисках человека, а не о том, достигнет ли главная героиня спектакля Антонина женского счастья или нет. Ваш спектакль мне понравился, чувствуется, с каким увлечением люди над ним работали. Он очень живой. Но надо понимать, что за постановки я ответственности не несу, я такой же зритель, просто чуть лучше знающий текст, чем другие люди в зале. Я и режиссерам всегда говорю, что буду счастлива, если спектакль получится удачным, но вешаться не пойду, если подобного не случится. Это не моя ответственность. Так что, если что — все претензии — режиссерам. И все лавры тоже им (смеется). Многие увидели в главных героинях своих бабушек. И спрашивали: есть ли у них прототипы? Бабушки Евдокия, Ариадна и Гликерия «родились» из одной моей прабабушки, которая вырастила меня. Ее звали Евдокия Тимофеевна, но она совсем не похожа на ту героиню, которая прописана в романе. Вы понимаете, что мемуары оставляют люди, которые соотносят свою жизнь с историей. А людям обычным такая мысль даже в голову не приходит. Они живут день за днем и страдают. Пытаются понять, что с ними происходит, но у них не всегда это получается. Сам по себе сюжет романа придуман от первого слова до последнего. Ничего подобного в моей жизни не было. Я родилась в полной семье с отцом. У меня есть младшая сестра. Говорить я начала рано, и была очень болтлива. Рисовать никогда не умела. Это все выдуманная история, но основа этой истории для меня абсолютно не выдумана. Это часть моей жизни. Девочку в романе я сделала немой только по одной причине: очень много в книге построено на её восприятии. То есть, она слышит разговоры взрослых и каким-то образом пытается их осмыслить посредством рисунков и образов. Если бы девочка могла говорить, то ни одна вменяемая бабушка того времени не открыла бы при ней рта вообще. Есть такая жизненная история. Мы с моей прабабушкой шли по городу, мне было года четыре, вдруг она остановилась и стала оглядываться. И произнесла: «Хочу еще лет 20 пожить». Ум у меня был маленький, я ей и сказала: «Ты же старенькая, зачем тебе так долго». На что она, отвечая даже не мне, а себе, добавила: «Хочу посмотреть, чем у них все дело кончится. У большевиков. Разворуют царское. И сдохнут». Это я к тому, что моя деревенская бабушка, закончившая три класса школы, по природе своей была значительно умнее того огромного количества людей, искренне считавших, что СССР можно было спасти.

Монолог четвертый
О наболевшем…

—«Время женщин» — это уже относительно давняя история для меня. Как все творческие люди, я сосредоточена на последних своих работах. Два года назад я опубликовала очень важный для меня роман «Терракотовая старуха». Речь в нем идет о начале 90-х годов и о внутреннем конфликте человека культуры и нарождающегося российского бизнеса. Подобное я пережила на себе, поскольку в 90-ые годы я достаточно успешно занималась бизнесом, а потом ушла в писатели. Осенью я выпустила достаточно сложную для меня и для читателей книгу. Я писала ее нескольким заходами на протяжении 20 лет. Это роман «Орест и сын». Он о внутренней, метафизической судьбе Советского Союза. В сущности, о чем бы я ни писала, я всегда пишу про это. Все судьбы людей меня интересуют внутри Советского государства, которое ломало людей, ломало наше сознание, и, думаю, что все-таки сломало. В книге «Орест и сын» очень жесткий финал, связанный с современностью и нынешними событиями. Мне не интересно осмысливать момент. Мне интересно осмысливать процесс.

Елена Семеновна Чижова посетила наш город впервые.
Она не только посмотрела спектакль, познакомиласьс Магнитогорском, но и согласилась на неформальную беседу с творческой интеллигенцией, читателями ее книг и представителями СМИ города.

текст: Наталья Романюк

фото: Игорь Пятинин